( Read more... )

Рядом тонко продуманных экономических, полицейских и законодательных мер общинная еврейская жизнь была полностью разрушена, традиционные институты власти в еврейском обществе запрещены. Авторитет раввинов подорван, система еврейского религиозного образования тоже была разрушена. Большинство евреев Империи отошли от своего тысячелетнего наследия, оставили изучение Талмуда ради европейского образования.

До середины 19 века не только не существовало никакой процентной нормы при приеме евреев в гимназии и университеты – наоборот российского законодательство поощряло евреев к получению среднего и высшего образования на русском языке. Но только вот дела были обставлены таким образом, что еврейский мальчик, вступавший в стены гимназии, оставлял за ее воротами и пейсы, и кашрут, и пагубное, с точки зрения начальства, пристрастие к Талмуду. Выходил же из этих стен по окончании гимназического и университетского курса – "гражданин мира", не имевший не только иудейского, но вообще никакого исповедания.

( Read more... )

Всё в местечке меня раздражало и возмущало. Единственным положительным впечатлением, связанным с еврейством, была встреча с молодыми сионистами, квартирантами моей тётки. «Вот это – дело», - подумала я, познакомившись с ними. Но встреча с этими людьми была слишком мимолётной, и прошла бесследно.

Я хотела бороться за революцию, за народ. Но «народ» был для меня в значительной степени понятием абстрактным. Окружающие меня евреи – это не народ. Так, просто малосимпатичные люди, хотя я и любила некоторых из них. Но также и мужики, которые приезжали в местечко в базарные дни, напивались, ругались и били своих жён – были непохожи на тот народ, о котором я читала в книгах. Правда, что евреи в местечке были добрее украинских мужиков, не били своих жён и не матюкались. Но евреи – это был мир, от которого я отталкивалась. В местечке не происходило ничего красивого, ничего интересного. ( Read more... )

Впрочем, «знаменательно» 23 февраля не только столь позорным событием.

Известно, что в  самом начале 19 века российское правительство, стремясь решить "еврейский вопрос" и одновременно преодолеть скученность в еврейских местечках начало проводить проект переселения евреев из областей западных, густонаселенных, во вновь обретенные замли Новороссии, плодородные и пустынные.

Власти хотели одним махом решить три задачи: выселить евреев из деревень; "исправить" евреев, приучив их к земледелию; заселить пустынные земли Новороссии. Однако несмотря на искреннее желание программа переселения имела крайне ограниченный характер. Для ее реализации из казны было выделено 300 000 рублей и 30 000 десятин земли, что обеспечивало переселение всего лишь 750 семей (400 рублей на семью). В сельских районах западных губерний жили тогда примерно шестьдесят тысяч еврейских семейств. Таким образом, программа предусматривала переселение в Новороссию не более 1.25% подлежащих выселению евреев.

   Евреи, испуганные предстоящим выселением, связывали свои надежды с переселением в Новороссию. В 1806 г. 36 еврейских семей из Могилевской губернии, через своих представителей Израиля Лентпорта и Нахума Финкенштейна, обратились к губернатору М.М. Бакунину с просьбой переселить их в Новороссийский край для занятия земледелием. По рекомендации губернатора евреи направили Финкенштейна в Петербург, где он изложил свою просьбу министру внутренних дел В.П. Кочубею. Министр направил Финкенштейна в Херсонскую губернию для осмотра и выбора земли. В то же время министр распорядился взять еврейских колонистов под надзор подчиненной ему Конторы опекунства новороссийских иностранных поселенцев. Местным властям, отвечающие за колонизацию, было предписано основать колонии. Так назывались села иноземцев, принявших российское подданство, и инородцев, переселенных из других областей страны. Колонии должны были быть расположены на определенном расстоянии от христианских деревень, а еврейским колонистам запрещалось покупать там землю. Любое занятие вне сельского хозяйства было строго запрещено