РСДРП, Бунд и евреи

[shperk]

Вопреки сегодняшним сладостным предрассудкам, мировое социалистическое движение было изначально пропитано расистскими, и в частности, юдофобскими настроениями .

Некоторые историки тут вспоминают не только о Ш. Фурье - проповеднике геноцида или о более поздних экстатических антисемитах-социалистах - Прудоне, В. Марре, Е. Дюринге и др., - но и о Марксе с его германской спесью, русофобией и антисемитизмом (от юношеской статьи "К еврейскому вопросу" до поздних "Этнографических заметок"), и о расисте Энгельсе ("Der magyarische Kampf", 1849), который предсказывал реакционным народам, наподобие австрийских славян, шотландцев и басков, жалкую участь Voelkerabfall - этнических отбросов, подлежащих устранению. Вплоть до 1890-х гг. и дела Дрейфуса, да зачастую и позднее, антисемитизм, несмотря на активнейшее участие евреев в социал-демократической деятельности, был чрезвычайно распространенным бытовым явлением мирового рабочего движения, особенно в Австрии и Германии (как и на польских землях), - условие, чрезвычайно способствовавшее впоследствии популяризации национал-социализма среди немецких рабочих. Порой возникала, правда, неприятная потребность как-то согласовать эти душевные антипатии с официально-интернационалистической доктриной. В таких случаях интернационалисты привычно ориентировались на традиционную христианско-миссионерскую модель, сочетавшую в себе юдофобию с идеалом полнейшего нивелирования, растворения евреев в христианской среде. Показательна в этом смысле, например, позиция, которую занял конгресс II Интернационала, в 1891 г. проходивший в Брюсселе: уклонившись от осуждения антисемитизма, конгресс взамен призвал еврейских рабочих (точнее, "рабочих, говорящих на идиш") к слиянию с инонациональными социалистическими партиями. Весьма сходным компромиссом, бесспорно подсказанным католическим прозелитизмом, явилась и знаменитая теория австрийского социалиста - и выкреста - Отто Бауэра, безоговорочно признававшего право на национально-культурную автономию за всеми этносами, кроме еврейского, которому надлежало смиренно ассимилироваться в христианском окружении. Такая же смесь антисемитских и ассимиляторских позывов характеризовала позицию очень многих австрийских, германских и польских евреев-социалистов, преимущественно из числа выкрестов.
Не представляли тут особого исключения и русские социалисты (кстати сказать, глубоко почитавшие Дюринга ). Достаточно вспомнить Бакунина или то, с каким ликованием откликнулись народовольцы на еврейские погромы начала 1880-х гг., в надежде на их катализирующее значение для грядущего народного мятежа (эта жертвенно-вспомогательная роль льстила, впрочем, некоторым евреям, приветствовавшим погромное движение, а П. Аксельрод - ставший позднее одним из основателей РСДРП, например, великодушно предлагал только скорректировать погромы, направив их в надлежащее классовое русло ). Странно было бы ожидать, будто их преемники-марксисты чудесно избавятся от национально-религиозных предубеждений, но в черте оседлости долгое время с курьезным упорством отказывались считаться с этой почтенной российской традицией, которую в марксистском стане изначально представлял, например, Плеханов . Христианский экуменизм, выступивший под псевдонимом социалистического интернационализма, обеспечивал некое возвышенное алиби для решительного отказа от того, что в еврейских революционных кругах пренебрежительно называлось "национальной узостью". Под "угнетенным народом" здесь однозначно подразумевали никак не еврейский, а только русский народ. (Сама обособленность рабочего движения в черте оседлости - развивавшегося там в последнем десятилетии XIX века неизмеримо быстрее, чем в русских губерниях, - сперва была вынужденной: она объяснялась чисто географическими и лингвистическими факторами, т. е. необходимостью использовать именно идиш как язык масс.) Вместе с тем, в международном социалистическом идеале усматривалось и нечто глубоко созвучное социальной этике еврейских пророков.
По замечанию Моше Мишкинского, "еврейские рабочие организации восприняли социалистическое учение как откровение, как мессианскую мечту, в какой-то мере вытекавшую из еврейских эсхатологических прорицаний и универсальных идей спасения и искупления. Эта мечта была всеобщим идеалом, рабочий Интернационал - методом его достижения". Отсюда и ранний пафос самоотречения во имя всемирного пролетарского братства. Как подчеркивает тот же автор, "о таком подходе свидетельствует первый документ первого рабочего движения, организованного в России - "Четыре речи еврейских рабочих" (на русском языке), произнесенные на нелегальном первомайском митинге в Вильне в 1892 г.". Ораторы говорили о безоговорочном разрыве с иудаизмом и национальными праздниками (т. е., в первую очередь, с субботой) во имя новой, социальной религии:

"И мы, евреи, одновременно "русские подданные", отказываемся от своих праздников и вымыслов, бесполезных обществу. Мы вступаем в ряды социализма и станем отмечать новый праздник… который будет существовать вечно". "И словно эхо вторит этим словам по ту сторону океана, - продолжает Мишкинский. - Передовая статья в честь 1 мая 1894 г. в еврейском социалистическом ежемесячнике "Цукунфт" ("Будущее") <...> в Нью Йорке гласит: "Прощайте, религиозные праздники, прощайте, национальные праздники... поднимем тост за свободу, равенство и счастье народа, место рождения которого - весь мир, религия которого - братство, а Тора - наука"" .

Однако уже во время майской забастовки в том самом 1892 г., когда прозвучало первое из процитированных воззваний, в Лодзи разразился еврейский погром, в котором самое усердное участие приняли христианские братья по классу. В рядах польских марксистов антисемитизм вообще оставался повседневной реальностью , причем польские труженики, не отличавшиеся избытком пролетарской солидарности, постоянно нападали на евреев, конкурируя с ними за рабочие места.
Рано или поздно простодушным еврейским идеологам пришлось пересмотреть свою инфантильную утопию безудержного и жертвенного интернационализма. Бунд, возникший в 1897 г., - кстати, одновременно с сионизмом и в непримиримом состязании с ним - уже вынужден был учитывать межнациональную отчужденность и потому сразу же определил себя в качестве представителя именно еврейского пролетариата.
В тоже время это национальное объединение, успевшее в организационном плане заметно превзойти русские революционные группы , стало оказывать им самую энергичную поддержку. Собственно, "иждивением Бунда", если использовать тогдашнюю лексику, был вскоре после его создания проведен I съезд РСДРП, и состоялся он в Минске - крупном бундовском центре. Да и вообще РСДРП в тот период выглядела скорее как русская секция Бунда, чем как самостоятельная партия. Тем сильнее было стремление освободиться от этой унизительной ветхозаветной гегемонии, соединившееся с некоторой мстительностью.
Как известно, драматические формы конфликт принял уже на II съезде РСДРП, причем непосредственным поводом к столкновению послужило тяготение Бунда к федерализму и национальной автономии в составе общероссийской партии, т. е. к уже давно завоеванному праву представлять еврейских рабочих. "Искровцы" усматривали в этих претензиях опаснейшее проявление сепаратизма. Встретив яростное противодействие, Бунд на время вышел из РСДРП.
Наивно думать, будто вся эта борьба, как и смежная большевистско-меньшевистская свара, была полностью свободна от религиозно-антисемитских стереотипов. Прежде всего, здесь необходимо учитывать и актуальный исторический контекст.
Склонность Бунда к тому, что его враги называли сепаратизмом, естественно, усилилась после кишиневского погрома и во время первой русской революции, - усилилась прямо пропорционально росту погромных настроений в соседней, в том числе пролетарской, среде . Однако Ленин и его соратники демонстративно игнорировали все эти резоны. Вместо того, чтобы осудить польских и прочих пролетариев за жидоедские увлечения, Ленин в своей искровской статье, вышедшей всего через полгода после кишиневского побоища, предпочел обвинить в разжигании национальной розни именно еврейское рабочее движение, коль скоро оно выказало неуместное чувство национального достоинства:

"Эта ошибка доводит бундовцев до такой невиданной в среде международной социал-демократии вещи, как возбуждение недоверия еврейских пролетариев к нееврейским, заподазривание этих последних <...> Бундовцы повторяют сионистские выходки".

В реплике относительно "сионистских выходок" была, однако, доля истины, поскольку Бунду и вправду приходилось соперничать с ненавистными ему сионистско-социалистическими группами, возникшими в начале века. Сверх того, под влиянием всей этой травли со стороны польских, латышских и прочих товарищей, бундовцы на время заговорили и о более весомых национальных ценностях. Разъясняя свое решение о вынужденном выходе из РСДРП, Бунд в 1903-м даже счел необходимым напомнить о "двухтысячелетней истории еврейских гонений", об "особых национальных условиях" и "исторических традициях" еврейского пролетариата. Здесь уже не питали особых иллюзий по поводу истинной подоплеки конфликта. Прекрасный знаток и общероссийского и еврейского социалистического движения, С. Ан-ский в своей повести "В новом русле" (1906) приводит характерный разговор на эту тему в бундовских кругах:

"- Проклятые "искровцы"! <...> Не люблю их! Разбойники и антисемиты! <...> Вовеки не прощу им вероломства по отношению к Бунду! Сколько они ему обязаны, а заставили уйти из партии, чуть не прогнали! Только потому, что антисемиты!.. Не спорьте, не поверю! Я искровскую породу хорошо знаю! Хуже всех!" .

Михаил Вайскопф
ДУХ МАРКСИЗМА И ДУХ СУББОТНИЙ
(Из книги "Писатель Сталин")