Были ли мы частью Европы?

[shperk]

Но я не специалист в иудаике, хоть и не зарекаюсь, а вот народ мой не могу воспринимать как некую этническую группу, члены которой проживали в определенные периоды на территории определенных стран, периодически запирались в гетто, молились в синагогах, благословляли кошерное вино, нюхали благовония, зажигали свечи, пользуясь при этом художественно оформленными ритуальными аксессуарами, и иногда развлекали коренное население чувствительной музыкой и комическими куплетами.

Нет, мы были самой Европой, частью ее живого тела. Мы строили не одни только синагоги, сочиняли чаще всего отнюдь не молитвы – когда нам позволяли, а зачастую и без спроса – и решали проблемы, далекие от узких общинных интересов. Наша причастность к европейской жизни была гораздо более естественной, чем это принято считать, и гораздо более ранней, чем так называемая «еврейская эмансипация», совпавшая по времени и по духу с чешской, венгерской, греческой, норвежской и прочими. Ведь ворота первого в Европе венецианского гетто стали запираться только в 1516 году, да и то лишь на ночь. Эта причастность была, к тому же, гораздо более широкой, чем привязанность других европейских народов к своим локальным лежбищам. Кочующие животные тоже имеют родину, только территория ее шире и просторнее, чем у оседлых, и измеряется маршрутами странствий. Что тоже, вероятно, заложено в генах. Ведь и Землю Израиля Господь дал Аврааму и его потомкам, «чтобы ходить по ней».

Речь, произнесенную на получении Премии Иерусалима в 1985 году, Милан Кундера начал такими словами:
«Тот факт, что важнейшая из присуждаемых в Израиле премий посвящена всемирной литературе, является следствием многовековой традиции. Евреи, лишенные своей земли, всегда питали особые чувства к наднациональной Европе, воспринятой не как географическое, а как культурное единство. Если они и после трагического разочарования, доставшегося им в наследство от Европы, продолжают хранить верность этому европейскому космополитизму, то Израиль, их вновь обретенная маленькая родина, видится мне подлинным сердцем Европы, удивительным сердцем, расположенным вне тела».

Приезжая в Европу, я хожу по улицам городов, словно по залам музея, который для меня то же самое, что для белоэмигранта родовое дворянское гнездо после национализации. Всякий раз я оказываюсь в еврейском музее без вывески, и вопрос состоит лишь в одной тонкой дефиниции: идет ли речь о музее вымершего народа, который в расширенном виде воплощает в жизнь замыслы нацистов, или перед нами более или менее жизнеподобная действующая модель, некий «Евродисней» на самоокупаемости?
ЕВР-ОПА, или Почему я не хожу в еврейские музеи