Это был ядреный, здоровый идиш, хотя и выглядели эти люди не как евреи.

[shperk]

По субботам, когда отец был свободен от работы, он читал своей семье и знакомым, специально для этого приходившим в дом, все новые печатные поступления на идиш. Тогда в России в домашней среде образованные евреи в городах использовали идиш, но при общении между собой вне дома в ходу был только русский язык, а в Польше помимо русского еще и польский язык. 

Но это касалось только еврейской интеллигенции, а простые люди- извозчики, портные, жестянщики, грузчики, чернорабочие жили на окраинах городов в нищете и без образования, и русского языка практически не знали. Правда, на юге России их речь представляла собой «жаргон» - смесь из слов на идиш и русском или украинском языках в зависимости от места проживания. Революционная деятельность и необходимость общения с простонародьем вынудили Моше переходить в городах Николаев, Екатеринбург, Одесса с русского на «жаргон». Полноценный идиш был тогда в ходу повсеместно в Прибалтике, Белоруссии, Польше. На «жаргоне» говорит и ныне большая часть тех, кто «знает» идиш, порой даже не отдавая себе отчет, что идиш - богатейший язык, где славянизмы занимают минимальное место, и то- это только те слова, которые вошли в идиш за многие столетия совместного проживания со славянскими народами. Уже имея достаточный опыт выступлений на «жаргоне», автор встретился в Варшаве с И.Л.Перецом, который ценился в их доме как современный писатель. Хотя Моше обратился к Перецу на идиш, но тот перевел разговор на русский язык. Моше понимал, что Перец почувствовал неполноценность языка идиш у Моше, чтобы говорить с ним на нем о таких «высоких материях», как литература. Перец рекомендовал ему встретиться в Одессе, куда возвращался Моше через Вильнюс, с Менделе Мойхер-Сфорим. Эта встреча состоялась, и на вопрос «дедушки» идишистской литературы о положении этой литературы в Варшаве и Вильнюсе Моше ответил, что дела с литературой на «жаргоне» имеют быструю тенденцию к росту. Слово «жаргон» задело Менделе и он обратился к Моше с вопросом - неужели он думает, что за 50 лет писательского труда Менделе не научился писать на полноценном человеческом языке, имея в виду идиш. Пришлось Моше извиняться. Когда автор попал в Вильнюс в мае 1906 года, то его «наилучший идиш» (как ему казалось по опыту выступлений на Украине) привел к провалу его речи перед рабочими беднейших еврейских кварталов, его речь на идиш они не восприняли, т. к. он по старой привычке говорил на «жаргоне». В начале 1906 года автор побывал в Германии на международной конференции партии сионистов- социалистов, в которой он состоял. Конференция в течение трех недель проходила в Лейпциге, и затем автор еще три недели находился в Берлине. Делегатам из царской России, которые добирались в Германию поездом, казалось, что »каждый еврей знает немецкий, что за вопрос? ». Ведь и немецкий и идиш принадлежат к германской группе языков. Но, выяснилось, что понимания нет, особенно, в первое время. Как выразился один из делегатов «немцы были бы очень хорошими людьми, но их язык их, к несчастью, убивает». А другой делегат при этом даже жаловался: «зачем им ломать язык, чтобы никто их не понимал, если бы они просто говорили на идиш, то их бы каждый понимал…». Помимо разной фонетики языков - идиш и немецкого, понимание также усложнялось наличием разных диалектов немецкого языка. Выступления немецких социал-демократов на конференции пришлось даже переводить на идиш. Три недели Моше жил в семье немецких рабочих, где его прекрасно приняли, но он боялся с ними общаться, не будучи уверенным, что его поймут. Но, вот в один субботний вечер в доме его хозяев собрались друзья хозяина, они вместе читали поэму популярного тогда в Германии поэта Детлева фон Лилиенкрона, писавшего на простонародном немецком языке. На одном из слов чтение прекратилось, т.к. его смысл никто не понимал. Полной неожиданностью для гостей и хозяина дома было вмешательство Моше, которому смысл слова был понятен из идиш. Все были потрясены, а хозяин дома с воодушевлением произнес: »Ах, эти русские революционеры, только две недели тому назад наш гость не мог даже сказать «да» или «нет» на немецком языке, и вот уже за столь кроткое время он так освоил немецкий, что понимает даже смысл слов, нам не доступных ». Автору книги пришлось набраться мужества и на немецком, который больше был похож на плохой идиш (ведь пришлось выбрасывать из идиш все слова ивритовского происхождения и славянизмы, которые немцы бы не поняли) объясниться с гостями. Незаметно для себя, он целый вечер объяснял немцам на понятном им языке, какая связь между идиш и немецким и заодно о литературе на идиш, культуре евреев вообще, и даже забыл, что немецкий у него не совсем в порядке. Когда гости ушли, хозяин дома попросил Моше прочитать ему что-нибудь на идиш о еврейских рабочих. Моше прочитал ему передовицу из газеты на идиш «Еврейский пролетарий» о роли еврейских рабочих в борьбе против царизма. Хозяин дома статью, в целом, понял, но жаловался, что голова у него раскалывается от напряжения. Особую роль в формировании полноценного идиш у автора сыграло длительное пребывание в Пинске, где евреи общались на «литовском идиш». Только здесь он осознал и почувствовал красоту, простоту и здоровый юмор нашего «маме - лошн». Еврейские рабочие выражались здесь на полноценном идиш и Моше старался освоить язык в совершенстве, внимательно вслушиваясь в их речь. Это стало для него привычкой, своего рода спортом. Одновременно, он много читал на идиш, в первую очередь классику, заново впитывая все тонкости языка. И все-таки, признается автор, даже многие годы спустя он думал по-русски, а не на идиш, хотя затем и в Варшаве, и в Нью-Йорке писал статьи на идиш и был редактором идишистских газет. Знание языка не дается просто! Тем не менее, автор рассказывает о случае, который позволил ему убедиться, что он сумеет освоить язык полноценно.

Однажды, еще, будучи в Пинске и сидя у реки за чтением книги, он заметил нескольких рабочих, разбирающих плот. К их разговору он не прислушивался, но когда они поругались и стали высказываться слишком громко, то Моше обратил внимание как капитально и мастерски они выражались на идиш. Это был ядреный, здоровый идиш, хотя и выглядели эти люди не как евреи. Позднее Моше узнал, что они белорусы, плотогонщики, и языку выучились у своих еврейских соседей. Они пользовались языком так свободно, что автор мог им только позавидовать.