![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Я шел к товарищу, когда вдруг из двух боковых улиц с барабанным треском
появились солдаты.
Я и все со мной метнулнсь, как рыбы, почувствовавшие сеть.
Куда? За кем-то я проскочил в подворотню.
Подворотня захлопнулась и я очутился во дворе, битком набитом евреями.
Двор, как бы дно глубокого колодца.
Из раскрытых окон всех этажей этого колодца смотрели па меня глаза
евреев.
Я один среди них русский, н ужас охватил меня.
Они теперь могли сделать со мной, что хотели: убить и бросить в эту
ужасную помойную яму.
Может быть, кто-нибудь из них видал, как я курил папироску, поданную
мне из разграбленного магазина. И меня схватят н вытолкнут на суд туда на
улицу, откуда уже несутся раздирающие душу вопли. Просто со злобы
вытолкнут... А там, может быть, как раз тот офицер... И я стоял, переживая
муки страха, унижения, тоски.
Мгновения казались мне веками, и с высоты этих веков на меня смотрели
из всех этих этажей тысячи глаз спокойных, терпеливых. Смотрели, понимая,
конечно, мое положение, точно спрашивая:
"А ты, когда ты поймешь, почувствуешь наше?..."
Николай Георгиевич Гарин-Михайловский. ЕВРЕЙСКИЙ ПОГРОМ
появились солдаты.
Я и все со мной метнулнсь, как рыбы, почувствовавшие сеть.
Куда? За кем-то я проскочил в подворотню.
Подворотня захлопнулась и я очутился во дворе, битком набитом евреями.
Двор, как бы дно глубокого колодца.
Из раскрытых окон всех этажей этого колодца смотрели па меня глаза
евреев.
Я один среди них русский, н ужас охватил меня.
Они теперь могли сделать со мной, что хотели: убить и бросить в эту
ужасную помойную яму.
Может быть, кто-нибудь из них видал, как я курил папироску, поданную
мне из разграбленного магазина. И меня схватят н вытолкнут на суд туда на
улицу, откуда уже несутся раздирающие душу вопли. Просто со злобы
вытолкнут... А там, может быть, как раз тот офицер... И я стоял, переживая
муки страха, унижения, тоски.
Мгновения казались мне веками, и с высоты этих веков на меня смотрели
из всех этих этажей тысячи глаз спокойных, терпеливых. Смотрели, понимая,
конечно, мое положение, точно спрашивая:
"А ты, когда ты поймешь, почувствуешь наше?..."
Николай Георгиевич Гарин-Михайловский. ЕВРЕЙСКИЙ ПОГРОМ